Концерт пришелся Энн по душе, сегодня она была особенно расположена наслаждаться музыкой; все нежное находило в ней отзыв, веселое заражало, серьезное занимало, и не томило скучное. Ей удивительно понравился этот концерт и особенно первая его часть. К концу ее, в паузе после итальянской песни, она объясняла слова ее мистеру Эллиоту. Они вместе смотрели в программку.
— Это, — сказала она, — лишь приблизительный смысл или, скорее, значение слов, ибо смысл итальянской любовной песни передать мудрено, но я стараюсь, как могу, передать значение слов. Я не выдаю себя за знатока итальянского, я очень плохо его знаю.
— Да, да, как же, как же. Я уж вижу, ничегошеньки вы не знаете. Вы только и можете, что переводить с листа эти краткие, вывернутые итальянские строчки на ясный, понятный и изящный родной язык. И не говорите мне больше о вашем невежестве. Вы достаточно его доказали.
— Не буду оспаривать этих милых выражений учтивости. Не хотела бы я, однако, попасться на суд истинного знатока.
— Слишком долго я имел удовольствие посещать Кэмден-плейс, — отвечал он, — и умел составить собственное суждение об Энн Эллиот; на мой взгляд, она чересчур скромна, чтобы сознавать хотя бы вполовину свои совершенства, а совершенства ее и вполовину не соответствуют скромности, какая во всякой другой женщине показалась бы уместной.
— Стыдитесь! Какая грубая лесть. Однако что же у нас там дальше? — И она вновь обратилась к программке.
— Быть может, — сказал мистер Эллиот, понижая голос, — я гораздо дольше знаю ваш характер, чем вы о том подозреваете.
— В самом деле? Каким же это образом? Вы могли узнать его лишь после того, как я приехала в Бат, если только при вас не говорили обо мне мои близкие.
— Мне говорили о вас задолго до того, как вы приехали в Бат. Мне описывали вас лица, близко вас знавшие. Я давно был о вас наслышан. Я знал вашу внешность, привычки, склонности, взгляды. Все это было мне описано со всею подробностью.
Мистеру Эллиоту, рассчитывавшему возбудить интерес Энн, не пришлось обмануться в своих расчетах. Кто не поддастся очарованью подобной загадочности? Если вас давным-давно, да еще непонятные лица, описывали недавнему вашему знакомцу — это хоть кого раззадорит. И Энн была само любопытство. Она гадала, она выспрашивала, но тщетно. Он наслаждался ее вопросами, но отвечать не хотел.
Нет, нет, не теперь, быть может, после когда-нибудь. Покамест он ей не может открыть своего секрета. Но уж она может ему поверить. Много лет назад ему так описывали Энн Эллиот, что он проникнулся представлением о ее редких достоинствах и загорелся желанием с ней познакомиться. Энн подумала, что много лет назад с таким пристрастием мог говорить о ней разве что мистер Уэнтуорт из Монкфорда, брат капитана Уэнтуорта. Быть может, он был знаком мистеру Эллиоту? Но задать свой вопрос она не решилась.
— Имя Энн Эллиот, — сказал он, — давно занимало меня. Давно уж волновало оно мое воображение. И если бы я смел, я высказал бы свое сокровенное желание о том, чтобы оно никогда не менялось.
Да, кажется, он произнес именно эти слова; но едва они коснулись ее слуха, внимание ее отвлечено было другими словами, которые произносились у нее за спиною и все прочее разом делали несущественным. Разговаривали ее отец и леди Дэлримпл.
— Хорош собою, — сказал сэр Уолтер. — Весьма хорош собою.
— Прелестнейший молодой человек! — сказала леди Дэлримпл. — Такого не часто встретишь в Бате. Ирландец, я надеюсь?
— Нет, я даже знаю его. Мы кланяемся. Шапочное знакомство. Уэнтуорт, капитан Уэнтуорт, морской офицер. Сестра его замужем за моим съемщиком в Сомерсете, за Крофтом, который снимает у меня Киллинч.
Сэр Уолтер еще не успел произнести этих слов, а взгляд Энн уже устремился в нужном направлении и различил капитана Уэнтуорта, в окружении нескольких господ стоявшего неподалеку. Когда она его увидела, он, ей показалось, отвел от нее глаза. Она словно на минутку всего опоздала; и во все время, пока у нее доставало смелости его наблюдать, он на нее и не взглянул; однако представление вновь начиналось, и ей пришлось, якобы устремив свое внимание на оркестр, смотреть прямо перед собою.
Когда же она снова оглянулась, он уже исчез. Если бы и пожелал, он не мог бы к ней протесниться, ибо она была зажата в кольце родственников. Но ей-то хотелось всего лишь поймать его взгляд.
Речи мистера Эллиота тоже ее огорчили. У нее не было больше охоты с ним разговаривать. Ей неприятно было, что он сидит рядом.
Первая часть концерта окончилась. Энн надеялась на благие перемены. Прилично помолчав, кое-кто решил отправиться на поиски чая. Энн осталась среди немногих, не пожелавших сдвинуться с места. Она осталась сидеть, как и леди Рассел; зато она имела удовольствие избавиться от мистера Эллиота; и, каковы бы ни были чувства ее к леди Рассел, она вовсе не намеревалась уклоняться от беседы с капитаном Уэнтуортом, буде ей представится случай. По лицу леди Рассел она понимала, что та его заприметила.
Но он к ней не подошел. То и дело Энн казалось, что она его видит, но он не подошел. Так в напрасных тревогах протек перерыв. Все воротились, зала вновь наполнилась, на скамьи были вновь предъявлены права, и начинался час блаженства или наказанья, час музыки, и уж заранее приуготовлялись восторги и зевки, дань вкусу истинному или притворному. Энн предстоял час мучительного беспокойства. Она не могла покинуть эту залу, не увидев еще раз капитана Уэнтуорта, не обменявшись с ним дружеским взглядом.
После перерыва произошли некоторые перемещения, для нее благоприятные. Полковник Уоллис предпочел стоять, а Элизабет и мисс Картерет пригласили сесть между ними мистера Эллиота и в манере, не допускавшей отказа; вследствие еще кой-каких перемещений и благодаря собственным своим ухищрениям, Энн оказалась гораздо ближе к концу скамьи и к проходящей публике. Она не могла не сравнивать себя при этом с мисс Лароль, с бесподобной мисс Лароль; и однако же следовала ее примеру и сперва, пожалуй, не с большим успехом; но в конце концов ей повезло и она оказалась на самом краю скамьи еще до того, как концерт окончился.