Наконец леди Рассел снова оборотилась к Энн. Что-то она про него теперь скажет?
— Ты недоумеваешь, верно, — сказала она, — на что это я так засмотрелась. А я отыскивала занавеси, которые леди Алиса и миссис Фрэнкланд вчера вечером мне нахваливали. Уверяли, будто на той именно стороне и на этом самом месте в одном доме в гостиной висят занавеси, такие прелестные, что им равных нет во всем Бате, да только номер они запамятовали, вот я и пыталась их отыскать; да, признаться, нигде ничего подобного не приметила.
Энн вздохнула, вспыхнула и усмехнулась, жалея и презирая сразу и себя и своего друга. Более всего она досадовала, что из-за напрасных опасений и предосторожностей упустила минуту, когда могла удостовериться, заметил ли он их или нет.
Несколько дней прошли, не принеся никаких известий. Театры и залы, где всего легче могла она его встретить, были недостаточно модны для Эллиотов, проводивших вечера свои в глупых светских гостиных, куда все чаще их приглашали; и, томясь тоской неизвестности и чересчур полагаясь на свои силы, которых не дано было ей испытать, Энн ждала с нетерпеньем одного концерта. Концерт сей давался в пользу особы, которой покровительствовала леди Дэлримпл. Без их участия, разумеется, тут не могло обойтись. Говорили к тому же, что концерт будет отменный, а капитан Уэнтуорт был большой охотник до хорошей музыки. Энн хотелось всего несколько минут с ним поговорить, и она воображала, что больше ей ничего и не нужно; и уж разумеется, у нее достанет смелости к нему подступиться, представься только удобный случай. Элизабет от него отвернулась; леди Рассел его не заметила; кажется, довольно поводов, чтобы Энн ему выказала внимание.
Еще раньше она обещала миссис Смит провести с нею вечер; однако, заглянув к ней на минутку, она просила об отсрочке, твердо обещая подольше посидеть у ней завтра. И миссис Смит со всевозможным добродушием ее отпустила.
— Только с условием, — сказала она. — Завтра вы мне все подробно расскажете. С кем это вы идете?
Энн всех назвала. Миссис Смит ничего не ответила; но прощаясь, она сказала с видом важным и вместе лукавым:
— Ну что ж. От души желаю вам насладиться музыкой. И смотрите же, завтра не обманите меня. У меня есть предчувствие, что недолго осталось мне вас у себя принимать.
Энн смешалась; но, с минуту постояв в нерешительности, она принуждена была (с легким сердцем, однако) поспешить прочь.
Сэр Уолтер, две его дочери и миссис Клэй явились в концерте первые из всей компании; и приготовляясь ждать леди Дэлримпл, они обосновались подле одного из каминов в Осьмиугольной гостиной. Не успели они там поместиться, как дверь снова отворилась и вошел капитан Уэнтуорт. Энн оказалась к нему ближе всех и, сделав несколько шажков в его сторону, тотчас с ним заговорила. Он собирался лишь поклониться и пройти мимо, но услышав ее ласковое: «Здравствуйте, как вы поживаете?» — изменил своему намерению, остановился и предложил в ответ несколько вопросов, невзирая на грозных папеньку и сестрицу у нее за спиной. То обстоятельство, что они были за спиною Энн, придавало ей мужества: она не подозревала о выражении их лиц и могла бестрепетно исполнить все, что задумала.
Пока она разговаривала с капитаном Уэнтуортом, слуха ее вдруг коснулся шепот отца и Элизабет. Слов она не различала, но догадалась о предмете; и по сдержанному поклону капитана Уэнтуорта она заключила, что и отец ее почел за благо кивнуть, таким образом признавая знакомство, а бросив назад косвенный взгляд, она успела заметить, как сама Элизабет чуть присела в маленьком книксе. Хоть и запоздалый, и вымученный, и нелюбезный, кникс этот был все же лучше, чем ничего, и на душе у Энн полегчало.
После замечаний о погоде, о Бате, о концерте беседа не клеилась и стала наконец перемежаться столь долгими паузами, что Энн всякую минуту боялась, что вот сейчас он уйдет; он, однако, не уходил; он не спешил с нею расстаться; и вдруг, набравшись духу, с легкой улыбкой, чуть покраснев, он сказал:
— Я почти вас не видел с того самого дня в Лайме. Боюсь, вы пострадали от потрясения, тем более что тогда умели ему противостоять.
Она уверила его, что не пострадала.
— Ужасный час, — сказал он. — Ужасный день! — И он провел рукой по глазам, словно отгоняя непосильное воспоминание, но тотчас снова улыбнулся и прибавил: — А ведь все это было не напрасно; следствием явились события отнюдь не ужасные. Когда в вас достало мужества сообразить, что всего разумней послать за доктором Бенвика — могли ли вы догадываться, что именно ему всего важнее будет выздоровленье Луизы?
— Уж конечно, я не догадывалась. Но, кажется… я надеюсь, они будут счастливы. Оба люди благородные и с добрым характером.
— Да, — сказал он, глядя не прямо ей в глаза. — Но на этом, полагаю, сходство кончается. От всей души я желаю им счастья и радуюсь его предвестиям. Дома они не столкнулись с трудностями, препятствиями, капризами, проволочками. Мазгроувы верны себе, добры и великодушны и пекутся только о благополучии дочери. Это все предвещает счастье; больше, пожалуй, чем…
Он запнулся. Он словно что-то вдруг вспомнил, и его охватило то же чувство, которое бросило Энн в краску и заставило потупиться. Прочистив горло, он, однако, продолжал так:
— Признаюсь, в них замечаю я неравенство — и, пожалуй, в чем-то не менее важном, чем характер. Я считаю Луизу Мазгроув милой, очаровательной девушкой и неглупой к тому же. Но Бенвик есть нечто большее. Он умен, начитан, и, признаюсь, его к ней любовь меня удивляет. Ну, будь она следствием благодарности, полюби он Луизу, почтя себя ее избранником, тогда бы дело другое. Но у меня нет повода это подозревать. Напротив, он загорелся сам по себе и вдруг. Такой человек, и в его положении! С сердцем истерзанным, раненым, почти разбитым! Фанни Харвил была существо необыкновенное, и ее он любил всей душой; от такой преданности и к такой женщине не излечиваются. Нет, он не мог излечиться.